Не травушка, не ковылушка в поле шаталася...
Не травушка, не ковылушка в поле шаталася,Как шатался-волочился удал добрый молодец,
В одной тоненькой в полотняной во рубашечке,
Что во той-то было во кармазинной черкесочке.
У черкесочки рукавчики назад закинуты,
И камчатны ея полочки назад застегнуты,
Бусурманскою оне кровию позабрызганы.
Он идет, удал добрый молодец, сам шатается,
Горючею он слезою обливается,
Он тугим-то своим луком опирается;
Позолотушка с туга лука долой летит.
Как никто-то с добрым молодцем не встречается.
Лишь встречалась с добрым молодцем родная матушка.
«Ах ты, чадо мое, чадушко, чадо милое мое!
Ты зачем так, мое чадушко, напиваешься,
До сырой-то ты до земли все приклоняешься
И за травушку за ковылушку все хватаешься?»
Как возговорит добрый молодец родной матушке:
«Я не сам так, добрый молодец, напиваюся, —
Напоил-то меня турецкий царь тремя пойлами,
Что тремя-то было пойлами, тремя розными:
Как и первое-то его пойло — сабля острая;
А другое его пойло — копье меткое было;
Еще третие-то пойло — пуля свинчатая!»
Донская область. Корнилович, Русская Старина, карманная книжка для
любителей отечественнаго на 1825 год, Спб., стр. 272